24. Глупый маленький ученик

Джирайя.
Вчера произошло что-то странное. Я не сказал бы, что не доволен, но все же представлял себе это совсем не так.
Начну с начала.
Сегодня Саске был необычайно беспокоен в течение всего дня: утром не поел, вечером все время дергался - от каждого резкого звука, да и Кабуто сказал мне, что на задании проявил себя не очень хорошо. Я понимал: он на что-то решается. Оставалось только ждать.
Во время нашей тренировки он показал все, что умел, был резок, силен, вынослив. Я решил, что подобное поведение заслуживает поощрения и ненавязчиво поддался ему. В следующую же секунду Саске впечатал меня спиной и затылком в землю, навалившись сверху.
- Орочимару-сама, - горячо прошептал он, обжигая меня дыханием, - я знаю, чего Вы хотите.
Мой мальчик придерживал руками мой ворот, видимо, считал, что я буду оправдываться и вырываться. Наивный малыш. Пользуясь выражением Итачи (о котором мой мальчик, кстати, давно уже не вспоминал), глупый маленький брат. Глупый маленький ученик. Я не Хатаке, который, из-за угла наблюдая за твоими успехами, будет желать тебе счастья и надеяться, что ты "никогда-никогда не узнаешь".
- Правда? - я улыбнулся. - И чего же я хочу?
Мой мальчик нахмурился, видимо, собираясь с мыслями, а потом наклонил свое лицо к моему и приник к моим губам. Ощущения были самый необыкновенные... Ты даже не представляешь, насколько он сладкий... К сожалению, вскоре мой малыш счел, что этого достаточно, и оторвался от меня.
- Отпустите Какаши-сенсей! - попросил он срывающимся голосом.
Оказывается, он все еще дорожит своим бывшим учителем. И даже готов на такие жертвы ради него... Трогательно, конечно, но мне это не по нраву. Поэтому я промолчал о том, что уже отпустил Хатаке. Мне нужно сблизиться с ним... и Хатаке поможет мне в этом. Какая ирония!
Я приподнялся на локтях и внимательно вгляделся в его лицо.
- Мы, кажется, говорили о дорогих тебе конохцах и обо всем, что с ними связано... И я думал, что пришли к определенному решению.
- Орочимару-сама... - он был растерян. - Я... мне не нужен никто, кроме Вас... но... - он явно пытался придумать оправдание своему порыву.
Я решил помочь ему в этом трудном деле.
- Должно быть, если от Хатаке долго не будет вестей, конохцы снова придут сюда...
- Да! - он ухватился за потянутую ему подсказку рьяно, с большим энтузиазмом - как утопающий за спасательный круг. Слишком рьяно. В его глазах читалось слишком сильное облегчение. Сразу было понятно, что никаких логических выкладок относительно конохцев он не делал. Ну что же... ему пришлось расплатиться за эту легкость.
- Я отпущу его, - медленно проговорил я, не меняя нашей двусмысленной позы. - При одном условии...
Мне не нужно было договаривать. Он знал. Но в этой ситуации я даже могу сказать, что он сам этого хотел.
Мы вернулись раньше, чем возвращались со всех наших тренировок, но деревня уже затихла. Прошли в мою комнату. Сели рядом на мою постель, прижавшись бедром к бедру. Я чувствовал трогательную, невинную дрожь моего мальчика.
- Стоит ли этого Хатаке? - спросил я без ссылок на подсунутое мной же оправдание. Я спросил это у маленького Саске, который до жути хотел спасти дорогого ему человека - его бывшего учителя... Хатаке... Какаши-кун... если бы ты только знал!
Саске кивнул. Я протянул руку и погладил его по волосам. Он инстинктивно дернулся, но силой воли не позволил себе отодвинуться. И даже подался вперед, к моим рукам. И даже улыбнулся.
- Орочимару-сама... - пронесся легкий шелест по моей спальне. Краем сознания я отметил, что его голос стал другим. Не охрип от возбуждения, не сел от страха... Просто стал другим. - Прошу вас...
Прозвучало это очень трогательно. Да, он просил меня отпустить Хатаке, но можно было подумать... Мое воображение всегда меня спасает. Если бы не оно, я бы не придумал свою Самую Главную Технику.
- Мой мальчик, - шептал я в его волосы, притянув его голову к себе и прижав к груди. - Мой Саске... Только мой.
- Только ваш... - откликнулся Саске, потеревшись виском о мою шею. Затем подтянулся, устраиваясь у меня на коленях, и прижался трепещущими губами к моим губам...
... Его стройное тело, его хриплый голос, мягкая кожа... Он был великолепен. Сравнивать его с Кимимаро казалось кощунственным. Я гладил его мягкие волосы, слушая его трогательное сопение, при каждом его выдохе мягко согревающим мою грудь.
Затем он проснулся. И только теперь я увидел настоящие изменения в моем мальчике. Я думал, что должен изменить его, чтобы овладеть им. Оказалось, все наоборот. Я изменил его только теперь.
Он улыбался по-другому. Он говорил по-другому. И он ни разу не спросил о Хатаке. Может быть, научился мне верить, а может быть, ему все равно. Кто знает?

Орочимару.

P. S. Знаешь ли ты, сколько писем написал тебе за несколько лет и то, что ни одно из них так и не отправил?

О.